Последний единорог - Страница 29

Достигнув края равнины, они увидели ее — гонимое ветром белое перышко, почти незаметное в красном сиянии Быка. Потерявшейся от страха и усталости Молли Отраве показалось, что Бык и единорог несутся в пространстве, как звезды: вечно падающие вечно следующие друг за другом, вечно одинокие. Красный Бык не поймает единорога, как не встретятся никогда Сейчас и Завтра, Прошлое и Настоящее. Молли радостно улыбнулась.

Но вот пылающая тень охватила единорога, и ей показалось, что Бык объял ее со всех сторон. Она попятилась, дернулась, прыгнула в другую сторону — навстречу низко опущенной голове Быка, издававшего глубокое мычание. Она поворачивалась, бросалась то в ту, то в эту сторону, но каждый раз наталкивалась на неподвижного Быка. Он не атаковал, но перекрывал все пути, кроме одного.

— Он гонит ее, — спокойно сказал Шмендрик. — Если бы он хотел ее убить, он мог бы сделать это сейчас. Он гонит ее туда же, куда и остальных, — в замок, к Хаггарду. Интересно, зачем?

— Сделай что-нибудь, — сказала Молли. — Ее голос был странно обычен и спокоен, волшебник отвечал так же:

— Я ничего не могу сделать.

Горестная и неутомимая, Она побежала вновь, и Красный Бык позволил ей бежать не сворачивая. Она столкнулась с ним в третий раз совсем близко, и Молли увидела, что задние ноги единорога дрожат, как у испуганной собаки. Она заставила себя стоять, прижав маленькие изящные уши, и свирепо била ногой землю. Но Она молчала, и рог ее оставался тусклым. Она съежилась, когда от рева Красного Быка затряслось и лопнуло небо, но не попятилась.

— Пожалуйста, — попросила Молли Отрава. — Пожалуйста, сделай что-нибудь.

Шмендрик повернулся к ней, бешеный от бессилия:

— Ну что я могу сделать? Все, что в моих силах, — фокус со шляпой, с монетой или омлет из камней. Как ты думаешь, они развлекут Красного Быка, или лучше попробовать фокус с поющими апельсинами? Я сделаю все, что ты предложишь, ведь мне так хочется быть полезным.

Молли не отвечала. Бык наступал, и Она гнулась к земле; казалось, белая фигура вот-вот переломится. Шмендрик сказал:

— Что делать, я знаю. Если бы я мог, я превратил бы ее в существо, недостойное внимания Быка. Но на это способен только великий маг, такой, как мой учитель Никос. Превратить единорога — сумевший это мог бы жонглировать временами года, а сами годы тасовать как колоду карт. А что могу я? Не больше, чем ты, нет, меньше — ты можешь прикоснуться к ней, а я — нет. — Вдруг он вскрикнул: — Смотри, все!

Склонив голову, пепельно-серая, стояла Она перед Красным Быком. Она казалась маленькой и хрупкой, и даже любящие глаза Молли не могли не заметить, как нелеп единорог, когда свет покидает его. Хвост льва, ноги оленя, копыта козы и грива, холодная и нежная, как пена в руке, и глаза… эти глаза! Молли изо всех сил впилась ногтями в руку Шмендрика.

— Ты можешь, — сказала она голосом глубоким и звучным, голосом сивиллы. — Возможно, ты не знаешь как, но ты можешь. Ты вызвал Робина Гуда, его нет, но он пришел на твой зов — настоящий Робин Гуд. Это волшебство. Вся сила, которую ты ищешь, — в тебе самом, решись призвать ее!

Шмендрик молча разглядывал ее, словно пытаясь своими зелеными глазами отыскать собственную магию в глазах Молли Отравы. Бык сделал шаг к единорогу, не преследуя, а повелевая одним своим присутствием, и Она двинулась, укрощенная и послушная, к морю и зазубринам замка Хаггарда перед пастушьей собакой — Красным Быком.

— Ну пожалуйста, — молила Молли. — Это же несправедливо, это же невозможно. Он загонит ее к Хаггарду, и никто никогда не увидит ее, никто. Пожалуйста, ведь ты волшебник, не дай ему сделать это. — Ее пальцы еще глубже впились в руку Шмендрика. — Сделай что-нибудь! — зарыдала она. — Не дай ему! Сделай что-нибудь!

Шмендрик тщетно старался разжать ее стиснутые пальцы.

— Я не сделаю ни черта, — сказал он, — пока ты не отпустишь мою руку.

— Ох, — спохватилась Молли, — прости.

— Ты ее совсем отдавила, — рассердился волшебник. Он потер руку и сделал несколько шагов вперед, навстречу Красному Быку. Он встал на пути Быка со скрещенными на груди руками и поднятой головой, поминутно падавшей от усталости на грудь.

— Может быть, сейчас, — слышала Молли его шепот. — Может быть, сейчас. Никос сказал… Что же он сказал? Не помню… нет… Это было так давно. — Никогда прежде не слыхала Молли в его голосе столько странной печали. Вдруг его голос вспыхнул весельем: — Ну, кто знает, кто знает? Если время еще не настало, может, я смогу поторопить его. Есть еще и кое-что утешительное, друг Шмендрик. Ведь хуже быть уже не может. — Он тихо рассмеялся.

По слепоте своей Красный Бык заметил высокую фигуру на своем пути, лишь когда почти наткнулся на нее. Он остановился, понюхал воздух, буря бушевала у него в груди, но в движениях его громадной головы было смятение. Вслед за ним остановилась и Она. От этой ее покорности у Шмендрика перехватило дыхание.

— Беги! — крикнул он. — Беги немедленно!

Но Она не смотрела ни на него, ни на Быка, ее глаза были опущены в землю.

Услыхав голос Шмендрика, Бык громко и угрожающе заворчал. Он торопился выбраться вместе с единорогом из долины, и волшебник знал почему. За сверкающей громадой Красного Быка он мог видеть две-три бледно-желтых звездочки, начинавшие меркнуть в ином, осторожном и теплом, свете. Близился рассвет.

«Он боится дневного света, — заметил про себя Шмендрик. — Это стоит знать». Еще раз он крикнул, чтобы Она бежала, но единственный ответ раскатился над ним громовым мычанием. Она рванулась вперед, и Шмендрик отскочил в сторону, иначе Она растоптала бы его. Совсем близко за ней был Бык, гнавший ее, словно ветер клочки тумана. Исходящая от него мощь подхватила Шмендрика, понесла и равнодушно швырнула на землю с обожженными глазами и пылающей головой. Ему показалось, что он слышал крик Молли.